Иннокентий Анненский

[paia]

В 22 года я открыл для себя по-настоящему поэзию Анненского и упивался ею.
Поскольку был в молодости изрядным Смертяшкиным
А тут - сразу столько про смерть
Сыграло свою роль и то, что Анненского никогда не знали, очень мало издавали.
Стихи его очень изысканны, сложны, порой литературны. Не могу сказать, что я тогда "тянул" полностью Анненского, но ведь хватало и отдельных стишков.
Например, из первого сборника.

Ноябрь

Сонет

Как тускло пурпурное пламя,
Как мертвы желтые утра!
Как сеть ветвей в оконной раме
Все та ж сегодня, что вчера...

Одна утеха, что местами
Налет белил и серебра
Мягчит пушистыми чертами
Работу тонкую пера...

В тумане солнце, как в неволе...
Скорей бы сани, сумрак, поле,
Следить круженье облаков, -

Да, упиваясь медным свистом,
В безбрежной зыбкости снегов
Скользить по линиям волнистым...




С четырех сторон чаши

Нежным баловнем мамаши
То большиться, то шалить...
И рассеянно из чаши
Пену пить, а влагу лить...

Сил и дней гордясь избытком,
Мимоходом, на лету
Хмельно-розовым напитком
Усыплять свою мечту.

Увидав, что невозможно
Ни вернуться, ни забыть...
Пить поспешно, пить тревожно,
Рядом с сыном, может быть,

Под наплывом лет согнуться,
Но, забыв и вкус вина...
По привычке все тянуться
К чаше, выпитой до дна.



Опять в дороге

Когда высОко под дугою
Звенело солнце для меня,

Я жил унылою мечтою,
Минуты светлые гоня...

Они пугливо отлетали,
Но вот прибился мой звонок:
И где же вы, златые дали?
В тумане - юг, погас восток...

А там стена, к закату ближе,
Такая страшная на взгляд...

Она все выше... Мы все ниже...
"Постой-ка, дядя!" - "Не велят".



Ещё один

И пылок был, и грозен День,
И в знамя верил голубое,
Но ночь пришла, и нежно тень
Берет усталого без боя.

Как мало их! Еще один
В лучах слабеющей Надежды
Уходит гордый паладин:
От золотой его одежды

Осталась бурая кайма,
Да горький чад... воспоминанья
. . . . . . . . . . . . . . .
Как обгорелого письма
Неповторимое признанье.



Судьба его поэтическая несчастлива. При жизни выпустил только один небольшой сборник под псевдонимом, когда ему уже было 49 лет Два других сборника вышли уже посмертно.
Можно ли А. счесть поэтом для поэтов
Публика знала только "Среди миров", это пел Вертинский:

Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя...
Не потому, чтоб я Её любил,
А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,
Я у Неё одной ищу ответа,
Не потому, что от Неё светло,
А потому, что с Ней не надо света.

3 апреля 1909



Его второй и главный сборник стихов вышел в 1910 году, когда наши будущие великие поэты были молодыми людьми - Пастернак, Мандельштам, Ахматова, Маяковский. Необычная и очень настоящая лирика А. оказала большое влияние на них. И даже на поэтов другого духа - Гумилёва, Хлебникова. Поэтические приёмы, да даже и сами темы Анненского оказались очень близки, прежде всего, юной жене Гумилёва. С одной стороны, Ахматова с Гумилёвым учились у Анненского в царскосельском училище, знали его в качестве директора и талантливого учителя, с другой, Аня Горенко боялась смерти - в детстве от туберкулёза мозга умерла её сестра, в юности от той же чахотки другая сестра (кстати, потом от той же болезни уйдёт и взрослая уже третья сестра АА) - короче, тоже была невротичкой первый сорт (даже попытка суицида была у неё).
Анна Андреевна Ахматова всю жизнь считала Анненского своим учителем:

УЧИТЕЛЬ

Памяти Иннокентия Анненского

А тот, кого учителем считаю,
Как тень прошёл и тени не оставил,
Весь яд впитал, всю эту одурь выпил,
И славы ждал, и славы не дождался,
Кто был предвестьем,
предзнаменованьем,
Всех пожалел, во всех вдохнул
томленье -
И задохнулся...

1945 г.



Анненский был четвёртым ребёнком в семье крупного чиновника. Родился в Омске, в 1855 году. Няня, француженка-гувернантка. Когда ему было 5 лет, семья переезжает в Петербург. В этом же возрасте А. долго болел и получил осложнения на сердце, которые сыграли в позднем возрасте роковую роль (кстати, и об этом - сердечной болезни - у него есть стихи). Несмотря на высокий пост отца - чиновник особых поручений при Министерстве Внутренних дел - семья испытывала материальные трудности (поскольку отец стал заниматься бизнесом, но неудачно).Учился будущий поэт по большей части дома, много читал. В гимназии больше всего нравились русский язык и география. Мальчиком был болезненным, но учился легко.
Особое влияние на воспитание Иннокентия в юности имели его старший брат Николай и его жена (стихотворение, ей посвящённое, называется "Сестре"). Брат потом стал известным учёным (основателем статистики в России) и общественным деятелем. О нём есть воспоминания у Горького и других. Это был человек левых взглядов, в молодости даже связанный с Ткачёвым, потом народником, его неоднократно арестовывали. Атеистическое "демократическое" мировоззрение любимого старшего брата стало для Иннокентия путеводной звездой. В этом я вижу основу для невротической поэтической музы зрелого Анненского - её главными темами станут тоска и смерть.
Во время обучения на историко-литературном факультете Санкт-Петербургского университета А. особые способности проявил к языкам. Если французский с немецким знал с детства, два древних языка - латынь и греческий изучал в гимназии, то заканчивая университет, он уже изучил четырнадцать (!) языков. Думаю об этом и смотрю на сына, который вроде как учится там же - но не учится почти ничему, как и большинство нынешних студентов Что вело молодого Анненского?

[paia]

Влюбился в мать своих учеников - вдову, которая была старше на 14 лет, женился на ней. Стал преподавать древние языки в гимназии. Родился сын.
Стихи А. писал с юношеских лет, но печатать их не спешил. Стал писать статьи о поэтах.
Анненский, не смотря на слабое здоровье, был настоящим трудоголиком. Пропущу некоторые вехи его жизни, только отмечу, что он много переводил стихов, перевёл все трагедии Еврипида и написал к ним комментарии и объяснительные статьи (это огромный труд), писал статьи на педагогические темы. Попутно возникали конфликты с консерваторами - свободолюбивого Анненского никогда не любили начальники. Понятно почему: "воспитанников он не выгонял, учителей не третировал, казённого патриотизма не разводил, не боялся проявить инициативу, не дожидаясь указаний циркуляра, и с окружным и даже министерским начальством держался свободно и самоуверенно". Зато всегда А. очень любили ученики.
С 1896 года А. - директор мужской гимназии в Царском Селе. Здесь он преподаёт греческий язык в старших классах. Сохранились свидетельства, что он был выдающимся педагогом. Из сухомятки греческой грамматики делал поэму, артистически увлекал своих слушателей.

В 1957 году выпускник гимназии поэт-эмигрант Дмитрий Кленовский вспомнил её, её директора и другого знаменитого её выпускника Гумилёва:

ЦАРСКОСЕЛЬСКАЯ ГИМНАЗИЯ

Есть зданья неказистые на вид,
Украшенные теми, кто в них жили.
Так было с этим. Вот оно стоит
На перекрестке скудости и пыли.

Какой-то тесный и неловкий вход
Да лестница взбегающая круто
И коридоров скучный разворот... -
Казенщина без всякого уюта.

Но если приотворишь двери в класс -
Ты юношу увидишь на уроке,
Что на полях Краевича, таясь,
О конквистадорах рифмует строки.

А если ты заглянешь в кабинет,
Где бродит смерть внимательным дозором, -
Услышишь, как седеющий поэт
С античным разговаривает хором.

Обоих нет уже давно. Лежит
Один в гробу, другой без гроба, - в яме,
И вместе с ними, смятые, в грязи,
Страницы с их казненными стихами.

А здание? Стоит ещё оно,
Иль может быть уже с землёй сравнялось?
Чтоб от всего, чем в юности, давно,
Так сердце было до краёв полно,
И этой капли даже не осталось.


В начале 900-х годов вместе с очередными переводами Эврипида и статьями о литературе Анненский пишет и собственные трагедии на античные темы.
И наконец в 1904 году выходит сборник стихов А. под псевдонимом Ник. Т-о.
Об этом сборнике написали всего два рецензента, но это были Брюсов и Блок. Последнему стихи очень понравились, жаль, что рецензию он написал сухо. Ведь Анненский, годившийся тогда Блоку в отцы по возрасту, был человеком болезненно чувствительным и именно Блока выделял из всех современников. Между прочим, имеется влияние стихов А. на стихи Блока. Он и сам это отмечал, к сожалению, уже после смерти А.: "Невероятная близость переживаний, объясняющая мне многое о самом себе".


Молот и искры

Молот жизни, на плЕчах мне камни дробя,
Так мучительно груб и тяжёл,
А ведь, кажется, месяц еще не прошёл,
Что я сказками тешил себя...
Те, скажи мне, завянуть успели ль цветы,
Что уста целовали, любя,
Или, их обогнав, улетели мечты,
Те цветы... Я не знаю: тебя
Я люблю или нет... Не горит ореол
И горит - это ты и не ты,
Молот жизни мучительно, адски тяжёл,
И ни искры под ним... красоты...
А ведь, кажется, месяц еще не прошел.

И. Анненский 1901


Молот жизни мучительно, адски тяжёл - вспомнилась мне статья Анненского о малоизвестной ранней вещи ФМД:
"Есть у Достоевского повесть о человеке, который умер от страха. (....) Мотив повести - непосильная для наивной души борьба с страхом жизни. (...)
В свое время Прохарчина никто не понял, а позже, заслоненный более яркими созданиями Достоевского, он не остановил даже ничьей любознательности. Даже сам Достоевский как бы с укором вспоминал, что он
болел Прохарчиным целое лето, - но я люблю и до сих пор перечитывать эти чадные, молодые, но уже такие насыщенные мукой страницы, где ужас жизни исходит из её реальных воздействий и вопиет о своих жертвах, вместо того чтобы, как в наше время, навеваться шумом деревьев, криками клубных маркеров или описками телеграфистов и отобщать каждого из нас от всего мира, - призраком будто бы лично ему и только ему грозящей смерти."

Есть, впрочем, у А. и прямое отталкиванье от образа Прохарчина:

Я жизни не боюсь. Своим бодрящим шумом
Она дает гореть, дает светиться думам.

Но это - уже из знаменитого - одного из лучших сборников русской поэзии - "Кипарисового ларца".

[paia]

Значение "Кипарисового ларца" для русской поэзии огромно. Анненский, Блок, Хлебников - в большей мере повлияли на поэтов XX века, но если выделять одно имя, то это Иннокентий Анненский. Так как он повлиял и на Блока, и на Хлебникова. Значение его поэтического подвига раскрылось только постепенно. Он создал новый язык поэзии. Вскоре им заговорили все выдающиеся поэты серебряного века и последующих десятилетий.
Именно Анненский ушёл от повествовательного развития стиха - в пользу ассоциативного, именно он пришёл к показу потока сознания. Для понимания поэзии ХХ в. необходима поддержка психологии бессознательного.
Профессор Баевский разбирает "Стансы ночи", показывая органичность его сложности: поэт влюбился в жену пасынка, та отвечала взаимностью, но совесть не позволила Иннокентию Фёдоровичу развить эти отношения.

Дальше Баевский разбирает первое стихотворение легендарного сборника:

Наша улица снегами залегла,
По снегам бежит сиреневая мгла.

Мимоходом только глянула в окно,
И я понял, что люблю её давно.

Я молил её, сиреневую мглу:
“Погости-побудь со мной в моём углу,

Не мою тоску ты давнюю развей,
Поделись со мной, желанная, своей!”

Но лишь издали услышал я в ответ:
“Если любишь, так и сам отыщешь след.

Где над омутом синеет тонкий лёд,
Там часочек погощу я, кончив лёт,

А у печки-то никто нас не видал...
Только те мои, кто волен да удал”.


И - не находит разгадки стишка

На этом примере можно оценить меру сложности зрелой лирики Анненского, его литературности.

Правильный ответ дал другой профессор (жаль только, что упрекнул старого и достойного Баевского): основной литературный источник этого стихотворения – сказка Г.-Х. Андерсена «Снежная королева».

[paia]

Саня Лурье об Анненском.