стишки на заданную тему

[paia]

* * *

«Можно жить и в придуманном мире», —
Мне сказали. Но правда ли это?
Можно в мире? Как в греческом мифе?
Как в легенде? Как в шутке поэта?
Можно? Это не сложно. Ребёнку
На рассвете. На девичьем утре.
Но когда ты вдеваешь гребёнку
В настоящие взрослые кудри,
Но когда что–то кануло в шири,
А пороги лишь ветром обиты,
Можно ль плакать в придуманном мире
От придуманной горькой обиды?

Я себе хорошо представляю,
Как по детскому зову преданья,
Как по знаку мечты оставляю
Все мирские дела и свиданья
И вступаю в придуманный город,
В сад придуманный, милый до дрожи.
На придуманном озере гогот
Лебедей. Я придумал их тоже.
Я придумал и даль, и округу,
И подругу придумал, и брата,
И врага сочинил я, и друга...
Ты, конечно же, не виновата,
Но заметил я, душу очистив
От земного, приняв неземное,
Тень летит от придуманных листьев
На моё безысходно земное,
Где не может пока что по маю
Цвесть сухумская роза в Сибири...
Но не думайте, я понимаю,
Можно жить и в придуманном мире.

Владимир Соколов 1961

[paia]

* * *

Чем доле я живу, чем больше пережил,

Чем повелительней стесняю сердца пыл, -

Тем для меня ясней, что не было от века

Слов, озаряющих светлее человека:

"Всеобщий наш Отец, Который в небесах,

Да свято имя мы Твоё блюдём в сердцах,

Да прийдет Царствие Твоё, да будет воля

Твоя как в небесах, так и в земной юдоли.

Пошли и ныне хлеб обычный от трудов,

Прости нам долг, - и мы прощаем должников,

И не введи Ты нас, бессильных, в искушенье,

И от лукавого избави самомненья".

Афанасий Фет 1886


* * *
Я слышал – в келии простой
Старик молитвою чудесной
Молился так передо мной:
“Отец людей! Отец небесный!
Да имя вечное Твоё
Святится нашими сердцами!
Да прийдет Царствие Твоё.
Твоя да будет Воля с нами,
Как в небесах, так на земли!
Насущный хлеб нам ниспошли
Твоею щедрою рукою.
И как прощаем мы людей,
Так нас, ничтожных пред Тобою,
Прости, Отец, Своих детей.
Не ввергни нас во искушенье
И от лукавого прельщенья
Избави нас и пожалей”.

Напрасно некоторые источники приписывают это стихотворение Пушкину. По этому поводу на рубеже XIX-XX вв. была большая дискуссия. Скорее всего это мастерская стилизация под АСП, выполненная Фетом или Тютчевым. Сомнительные места: третья строка, ничтожных пред Тобою, пожалей.

Для тех, кто думает, что стихотворные переложения молитвы имеют только "спортивное" значение. Евангелие от Матфея было написано на еврейском языке*, но нам известно в переводе на койне (древнегреческий). Так вот, если сделать обратный перевод с греческого на арамейский - такие попытки делались, - то выясняется, что Иисус Христос говорил почти стихами

__________
* Молитва «Отче наш» убедительно реконструируется на иврите. Однозначно то, что она была произнесена по-семитски. На это указывает обилие притяжательных местоимений, которые очень характерны для семитской речи, и передаются там в виде суффиксов: «Отче наш… да святится имя Твое, да прийдет царствие Твое, да будет воля Твоя» и так далее. Это семитская конструкция. Отсюда.

[paia]

ОТРЫВКИ ИЗ МАРФЫ

Проще, проще, проще, проще
За Учителем ходить,
Проще, проще, проще, проще
В очеса его глядеть -

В те озера голубые...
Трудно Марфой быть, Марией -
Просто...

И покамест . . .
Услаждается сестра
Подходит. . . .
- Равви! полдничать пора!

Что плоды ему земные?
Горько Марфой быть, Марией -
Сладко...

Вечен - из-под белой арки
Вздох, ожёгший как ремнём:
Марфа! Марфа! Марфа! Марфа!
Не пекися о земном!

Стыдно Марфой быть, Марией
Славно...
Бренно Марфой быть, Марией
Вечно...

...Всё-то мыла и варила...
Грязно Марфой быть, Марией
Чисто...

Марина Цветаева 1936



Питер Пауль Рубенс. Христос в доме Марфы и Марии. 1628.

[paia]

ЧУДО

Он шёл из Вифании в Ерусалим,
Заранее грустью предчувствий томим.

Колючий кустарник на круче был выжжен,
Над хижиной ближней не двигался дым,
Был воздух горяч, и камыш неподвижен,
И Мёртвого моря покой недвижим.

И в горечи, спорившей с горечью моря,
Он шёл с небольшою толпой облаков
По пыльной дороге на чье-то подворье,
Шёл в город на сборище учеников.

И так углубился Он в мысли свои,
Что поле в уныньи запахло полынью.
Всё стихло. Один Он стоял посредине,
А местность лежала пластом в забытьи.
Всё перемешалось: теплынь и пустыня,
И ящерицы, и ключи, и ручьи.

Смоковница высилась невдалеке,
Совсем без плодов, только ветки да листья.
И Он ей сказал: "Для какой ты корысти?
Какая мне радость в твоем столбняке?

Я жажду и алчу, а ты - пустоцвет,
И встреча с тобой безотрадней гранита.
О, как ты обидна и недаровита!
Останься такой до скончания лет".

По дереву дрожь осужденья прошла,
Как молнии искра по громоотводу.
Смоковницу испепелило до тла.

Найдись в это время минута свободы
У листьев, ветвей, и корней, и ствола,
Успели б вмешаться законы природы.
Но чудо есть чудо, и чудо есть Бог.
Когда мы в смятеньи, тогда средь разброда
Оно настигает мгновенно, врасплох.

Борис Пастернак 1947

Комментарии.

Ещё о проклятии смоковницы.

Всё ж таки думаю, вопрос старого Юнга - в чём провинилась смоковница - остаётся.
Существует биологический аспект: "Над загадкой инжира долго ломал голову Карл Линней, но до конца так и не решил её". Отсюда.

[paia]

Магдалина

1

Чуть ночь, мой демон тут как тут,
За прошлое моя расплата.
Придут и сердце мне сосут
Воспоминания разврата,
Когда, раба мужских причуд,
Была я дурой бесноватой
И улицей был мой приют.

Осталось несколько минут,
И тишь наступит гробовая.
Но раньше чем они пройдут,
Я жизнь свою, дойдя до края,
Как алавастровый сосуд,
Перед тобою разбиваю.

О где бы я теперь была,
Учитель мой и мой Спаситель,
Когда б ночами у стола
Меня бы вечность не ждала,
Как новый, в сети ремесла
Мной завлечённый посетитель.

Но объясни, что значит грех
И смерть и ад, и пламень серный,
Когда я на глазах у всех
С тобой, как с деревом побег,
Срослась в своей тоске безмерной.

Когда твои стопы, Исус,
Оперши о свои колени,
Я, может, обнимать учусь
Креста четырёхгранный брус
И, чувств лишаясь, к телу рвусь,
Тебя готовя к погребенью.


2

У людей пред праздником уборка.
В стороне от этой толчеи
Обмываю миром из ведерка
Я стопы пречистые твои.

Шарю и не нахожу сандалий.
Ничего не вижу из-за слез.
На глаза мне пеленой упали
Пряди распустившихся волос.

Ноги я твои в подол упёрла,
Их слезами облила, Исус,
Ниткой бус их обмотала с горла,
В волосы зарыла, как в бурнус.

Будущее вижу так подробно,
Словно ты его остановил.
Я сейчас предсказывать способна
Вещим ясновиденьем сивилл.

Завтра упадёт завеса в храме,
Мы в кружок собьёмся в стороне,
И земля качнётся под ногами,
Может быть, из жалости ко мне.

Перестроятся ряды конвоя,
И начнется всадников разъезд.
Словно в бурю смерч, над головою
Будет к небу рваться этот крест.

Брошусь на землю у ног распятья,
Обомру и закушу уста.
Слишком многим руки для объятья
Ты раскинешь по концам креста.

Для кого на свете столько шири,
Столько муки и такая мощь?
Есть ли столько душ и жизней в мире?
Столько поселений, рек и рощ?

Но пройдут такие трое суток
И столкнут в такую пустоту,
Что за этот страшный промежуток
Я до Воскресенья дорасту.

Борис Пастернак 1949


Евангельские рассказы о Марии из галилейского города Магдалы (Евангелия от Матфея, XXVII, от Марка, XV, от Луки, VIII, от Иоанна, XIX), которая была исцелена Спасителем, стала верной Его ученицей и помощницей, присутствовала при казни и погребении Иисуса и первой увидела Его воскресшим. Последнее обстоятельство некоторые исследователи трактуют как свидетельство большой близости Марии к Иисусу.
"Магдалина" Пастернака использует вслед за "Pieta" Рильке (1907) традиционную форму обращения ко Христу, форму молитвы.
Пастернаку был знаком и цикл стихотворений Марины Цветаевой "Магдалина" 1923 года из книги "После России". Пастернак в "Магдалине II" точно повторяет ритмический рисунок третьего стихотворения из цикла Цветаевой, но выдвигает на первый план отношения ученичества, освобождая сюжет от эротики, которая по традиции, идущей от средневековья, окрашивала стихи его предшественников.
Существуют разночтения между трактовкой образа Магдалины в католичестве и православии.


Питер Пауль Рубенс Пир у Симона Фарисея. 1619 г. Гос. Эрмитаж

36 И пригласил Его один фарисей разделить с ним трапезу; и Он, войдя к этому фарисею в дом, возлёг за столом. И вот женщина, известная в городе как грешница, узнав, что Он за столом в доме фарисея, принесла алебастровый сосуд с миром; ставши позади у ног Его и плача, она начала своими слезами орошать ноги Его, а волосами головы своей отирала ноги Его, целовала их и умащала миром. Увидев это, тот фарисей, что позвал Его, про себя подумал: "Если бы Он был пророк, так знал бы, что за женщина к Нему прикасается, и какова она; она же грешница!"
И сказал Иисус ему в ответ: "Симон, Я хочу тебе нечто сказать". А тот: "Говори, Учитель".
"У одного заимодавца было два должника: один задолжал пятьсот динариев, а другой пятьдесят. Им не было чем заплатить, и он обоим простил долг. Так кто из них будет любить его больше?" Симон сказал Ему в ответ:
"Думаю, тот, кому он больше простил". А Он сказал: "Ты рассудил правильно".
И, повернувшись к женщине, сказал Симону:
"Видишь эту женщину? Я пришел в твой дом: ты воды Мне не Дал омыть ноги, а она оросила Мне ноги слезами и отёрла своими волосами. Ты не приветствовал Меня поцелуем, а она, с тех пор, как Я здесь, не перестаёт целовать Мне ноги. Ты не умастил мне елеем голову, а она умастила ноги Мои миром. Поэтому, говорю Я тебе, её грехи, столь многие, прощены ей, потому что любовь её велика. А кому мало прощается, тот мало любит".
И Он сказал ей: "Прощены твои грехи".
И те, кто возлежали с Ним, начали думать про себя: "Кто же Он, если Он и грехи прощает?"
А Он сказал той женщине: "Твоя вера спасла тебя. Иди с миром!"
Евангелие от Луки, перевод Аверинцева, гл. 7.

[paia]

1

Меж нами — десять заповедей:
Жар десяти костров.
Родная кровь отшатывает,
Ты мне — чужая кровь.

Во времена евангельские
Была б одной из тех...
(Чужая кровь — желаннейшая
И чуждейшая из всех!)

К тебе б со всеми немощами
Влеклась, стлалась — светла
Масть! — очёсами демонскими
Таясь, лила б масла?

И на? ноги бы, и по?д ноги бы,
И вовсе бы так, в пески...
Страсть по купцам распроданная,
Расплёванная — теки!

Пеною уст и накипями
Очёс и по?том всех
Нег... В волоса заматываю
Ноги твои, как в мех.

Некою тканью под ноги
Стелюсь... Не тот ли (та!)
Твари с кудрями огненными
Молвивший: встань, сестра!

26 августа 1923


2

Масти, плоченные втрое
Стоимости, страсти пот,
Слезы, волосы, - сплошное
Исструение, а тот

В красную сухую глину
Благостный вперяя зрак:
- Магдалина! Магдалина!
Не издаривайся так!

31 августа 1923



3

О путях твоих пытать не буду,
Милая! - ведь все сбылось.
Я был бос, а ты меня обула
Ливнями волос --
И - слёз.

Не спрошу тебя, какой ценою
Эти куплены масла.
Я был наг, а ты меня волною
Тела - как стеною
Обнесла.

Наготу твою перстами трону
Тише вод и ниже трав.
Я был прям, а ты меня наклону
Нежности наставила, припав.

В волосах своих мне яму вырой,
Спеленай меня без льна.
- Мироносица! К чему мне миро?
Ты меня омыла
Как волна.

Марина Цветаева 31 августа 1923



В своём цикле 1923 года МЦ отождествляет свою лирическую героиню с раскаявшейся грешницей Марией Магдалиной, из которой Иисус Христос изгнал семь бесов. В черновой тетради сохранилась запись, сделанная МЦ в период работы над циклом: «Когда мы говорим: Магдалина, мы видим её рыжие волосы над молодыми слезами. Старость и плачет скупо. Мария Магдалина принесла Христу в дар свою молодость, — женскую молодость, со всем, что в ней бьющегося, льющегося, рвущегося.» В таком видении ощутимы черты, свойственные автору, лирической героине многих ее произведений. Сопоставив стихотворение МЦ с одноименным циклом Пастернака, читатель заметит и родство поэтов, и различие в их подходах к одному сюжету. Оба поэта перевоплощаются в своих героев. Стихотворение Пастернака — внутренний монолог Магдалины, создающий близкий автору, но отделившийся от него поразительно живой образ; стихотворение МЦ — внутренний монолог Иисуса, рисующий образ Магдалины — и этот образ всей кровью связан с авторским.

[paia]

ГЕФСИМАНСКИЙ САД

Мерцаньем звезд далёких безразлично
Был поворот дороги озарён.
Дорога шла вокруг горы Масличной,
Внизу под нею протекал Кедрон.

Лужайка обрывалась с половины.
За нею начинался Млечный Путь.
Седые серебристые маслины
Пытались вдаль по воздуху шагнуть.

В конце был чей-то сад, надел земельный.
Учеников оставив за стеной,
Он им сказал: "Душа скорбит смертельно,
Побудьте здесь и бодрствуйте со мной".

Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства,
И был теперь, как смертные, как мы.

Ночная даль теперь казалась краем
Уничтоженья и небытия.
Простор вселенной был необитаем,
И только сад был местом для житья.

И, глядя в эти чёрные провалы,
Пустые, без начала и конца,
Чтоб эта чаша смерти миновала,
В поту кровавом Он молил Отца.

Смягчив молитвой смертную истому,
Он вышел за ограду. На земле
Ученики, осиленные дрёмой,
Валялись в придорожном ковыле.

Он разбудил их: "Вас Господь сподобил
Жить в дни мои, вы ж разлеглись, как пласт.
Час Сына Человеческого пробил.
Он в руки грешников себя предаст".

И лишь сказал, неведомо откуда
Толпа рабов и скопище бродяг,
Огни, мечи и впереди - Иуда
С предательским лобзаньем на устах.

Петр дал мечом отпор головорезам
И ухо одному из них отсёк.
Но слышит: "Спор нельзя решать железом,
Вложи свой меч на место, человек.

Неужто тьмы крылатых легионов
Отец не снарядил бы мне сюда?
И, волоска тогда на мне не тронув,
Враги рассеялись бы без следа.

Но книга жизни подошла к странице,
Которая дороже всех святынь.
Сейчас должно написанное сбыться,
Пускай же сбудется оно. Аминь.

Ты видишь, ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Во имя страшного её величья
Я в добровольных муках в гроб сойду.

Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты".

Борис Пастернак 1949


И выйдя из дому, Он пошёл, по Своему обыкновению, на Масличную гору; и ученики следовали за Ним.
Придя на место, Он сказал им: "Молитесь, чтобы не впасть вам в искушение!"
А сам отошёл от них на расстояние брошенного камня, стал на колени и молился, говоря:
"Отче, если Ты хочешь, пронеси эту чашу мимо Меня! Но не Моя, а Твоя воля да исполнится".
И ангел с неба явился Ему, чтобы подкреплять Его. И Он, впадая в томление, молился все усерднее; и сделался пот Его, как тяжкие капли крови, падающие на землю.
Поднявшись после молитвы и подойдя к ученикам, Он застал их спящими от уныния. И сказал Он им:
"Что вы спите? Вставайте и молитесь, чтобы не впасть вам в искушение". Евангелие от Луки, гл. 22, 39-46, пер. Аверинцева.



Паоло Веронезе. Моление о чаше (Христос в Гефсиманском саду) 1582, Милан

Привозили эту позднюю картину Веронезе в Эрмитаж, она была в неважном состоянии.
А здесь даже в высоком разрешении не видно, что ангел ..плачет
Помню и слёзы моей матушки от потрясения, она долго мечтала потом иметь репродукцию этой картины.

Тот же сюжет у Александра Иванова, рисунок. И у М. В. Нестерова.

[paia]

Дурные дни

Когда на последней неделе
Входил Он в Иерусалим,
Осанны навстречу гремели,
Бежали с ветвями за Ним.

А дни всё грозней и суровей,
Любовью не тронуть сердец,
Презрительно сдвинуты брови,
И вот послесловье, конец.

Свинцовою тяжестью всею
Легли на дворы небеса.
Искали улик фарисеи,
Юля перед Ним, как лиса.

И тёмными силами храма
Он отдан подонкам на суд,
И с пылкостью тою же самой,
Как славили прежде, клянут.

Толпа на соседнем участке
Заглядывала из ворот,
Толклись в ожиданье развязки
И тыкались взад и вперёд.

И полз шепоток по соседству,
И слухи со многих сторон.
И бегство в Египет, и детство
Уже вспоминались, как сон.

Припомнился скат величавый
В пустыне, и та крутизна,
С которой всемирной державой
Его соблазнял сатана.

И брачное пиршество в Кане,
И чуду дивящийся стол,
И море, которым в тумане
Он к лодке, как посуху, шёл.

И сборище бедных в лачуге,
И спуск со свечою в подвал,
Где вдруг она гасла в испуге,
Когда Воскрешённый вставал...

Борис Пастернак 1949

«Перед нами гроб Господень. В этом гробе человеческой плотью предлежит нам многострадальный, истерзанный, измученный Сын Девы. Он умер; умер не только потому, что когда-то какие-то люди, исполненные злобы, Его погубили. Он умер из-за каждого из нас, ради каждого из нас. Скажете: как мы за это ответственны - мы же тогда не жили?! Да, не жили! А если бы теперь на нашей земле явился Господь - неужели кто-нибудь из нас может подумать, что он оказался бы лучше тех, которые тогда Его не узнали, Его не полюбили, Его отвергли.
Те люди, которые тогда это совершили, были действительно страшны, но нашей же посредственностью, нашим измельчанием. Они такие же как мы; их жизнь слишком узкая для того, чтобы в нее вселился Бог; жизнь их слишком мала и ничтожна для того, чтобы та любовь, о которой говорит Господь, могла найти в ней простор и творческую силу. И эти люди, подобно нам, это сделали. "Подобно нам", потому что сколько раз в течение нашей жизни мы поступаем как тот или другой из тех, которые участвовали в распятии Христа. Посмотрите на Пилата: он старался сохранить свое место, он старался не подпасть под осуждение своих начальников, старался не быть ненавидимым своими подчиненными, избежать мятежа И хотя и признал, что Иисус ни в чем не повинен, а отдал Его на погибель.» Антоний Сурожский.

[paia]

НА СТРАСТНОЙ

Ещё кругом ночная мгла.
Ещё так рано в мире,
Что звёздам в небе нет числа,
И каждая, как день, светла,
И если бы земля могла,
Она бы Пасху проспала
Под чтение Псалтыри.

Ещё кругом ночная мгла.
Такая рань на свете,
Что площадь вечностью легла
От перекрестка до угла,
И до рассвета и тепла
Ещё тысячелетье.

Ещё земля голым-гола,
И ей ночами не в чем
Раскачивать колокола
И вторить с воли певчим.

И со Страстного четверга
Вплоть до Страстной субботы
Вода буравит берега
И вьёт водовороты.

И лес раздет и непокрыт,
И на Страстях Христовых,
Как строй молящихся, стоит
Толпой стволов сосновых.

А в городе, на небольшом
Пространстве, как на сходке,
Деревья смотрят нагишом
В церковные решётки.

И взгляд их ужасом объят.
Понятна их тревога.
Сады выходят из оград,
Колеблется земли уклад:
Они хоронят Бога.

И видят свет у царских врат,
И чёрный плат, и свечек ряд,
Заплаканные лица -
И вдруг навстречу крёстный ход
Выходит с плащаницей,
И две берёзы у ворот
Должны посторониться.

И шествие обходит двор
По краю тротуара,
И вносит с улицы в притвор
Весну, весенний разговор
И воздух с привкусом просфор
И вешнего угара.

И март разбрасывает снег
На паперти толпе калек,
Как будто вышел человек,
И вынес, и открыл ковчег,
И всё до нитки роздал.

И пенье длится до зари,
И, нарыдавшись вдосталь,
Доходят тише изнутри
На пустыри под фонари
Псалтырь или Апостол.

Но в полночь смолкнут тварь и плоть,
Заслышав слух весенний,
Что только-только распогодь -
Смерть можно будет побороть
Усильем Воскресенья.

Борис Пастернак 1946

[paia]

x x x

Неумолимые слова...
Окаменела Иудея,
И, с каждым мигом тяжелея,
Его поникла голова.

Стояли воины кругом
На страже стынущего тела;
Как венчик, голова висела
На стебле тонком и чужом.

И царствовал, и никнул Он,
Как лилия в родимый омут,
И глубина, где стебли тонут,
Торжествовала свой закон.

Осип Мандельштам 1910





РАСПЯТИЕ

Не рыдай Мене, Мати,
во гробе зрящия.

___

Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: "Почто Меня оставил!"
А матери: "О, не рыдай Мене..."

___

Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.

Анна Ахматова 1938, 1940

[paia]

ПТИЧКА

В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.

Я стал доступен утешенью;
За что на Бога мне роптать,
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать!

А. Пушкин 1822




Об обычае см. здесь.
Картина Василия Перова "Птицелов", 1870.





ВОСКРЕС!

День наступал, зажглась денница,
Лик мертвой степи заалел;
Заснул шакал, проснулась птица...
Пришли взглянуть — гроб опустел!..

И мироносицы бежали
Поведать чудо из чудес:
Что нет Его, чтобы искали!
Сказал: «Воскресну!» - и воскрес!

Бегут... молчат... признать не смеют,
Что смерти нет, что — будет час,
Их гробы тоже опустеют,
Пожаром неба осветясь!

Константин Случевский

[paia]

ПАСХА НА КЛЯЗЬМЕ

Стояла большая вода.
Она затопила низины,
где таяли редкие льдины
и плыли не зная куда.

Потом добралась до лугов
и дом под холмом захватила,
оставив трубу и стропила
поодаль чужих берегов.

Смеркалось, и низкий туман
тянулся с Оки и Онеги.
Казалось, российские реки,
разлившись, пошли в Иордан.

И только у края земли
зашлось наконец половодье,
мы тоже, Христово отродье,
в забытую церковь пошли.

Поплыли по чёрной реке,
поднялись по временным сходням,
томимые духом Господним,
дотоль пребывавшим в тоске.

А в храме, в дрожаньи огней,
в мерцаньи котомок пасхальных
свидание близких и дальних
читалось ясней и ясней.

И в полночь, лишь колокола
открыли небесные сферы,
я понял: возжаждала веры
душа, не избегшая зла.

И вправду - неисповедим
путь блага в кругах мирозданья,
хотя суета всепознанья
и правила веком моим.

Но я, сознавая предел,
провидел иную свободу,
покуда по крёстному ходу
шёл в ночь и на свечи глядел.

И чудо свершилось сполна:
к рассвету или воскресенью
увидели новую землю
и - ахнув - узнали: весна!

И спала вода, и траву
покрыла белёсая плёнка,
как мокрую кожу теленка,
рождённого в тёмном хлеву.

И вот уже вниз по реке,
по взгорьям и падям весенним -
шла Пасха застольным весельем
со сдобной ковригой в руке.

И день, освящённый впотьмах,
светился во славу творенья,
и радостно, как Откровенье,
горел поцелуй на губах!

Олег Чухонцев 1966





В советское время это замечательное стихотворение было напечатано с названием "Весна на Клязьме", с подзаголовком «По наброску Левитана», с искажениями и не полностью.