"Депрессивные" стишки

[paia]

* * *

Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?

Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью
Ум сомненьем взволновал?

Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.

Александр Пушкин 26 мая 1828


Многим из нас свойственно иногда грустить в свой день рождения.
Впрочем, вспомним, что весна 1828 - вообще не лучший период в жизни АСП.
Из биографии. Цензорство царя обернулось полицейским надзором: "Борис Годунов" был несколько лет под запретом; поэту было запрещено не только издавать, но и читать где бы то ни было свои произведения, не просмотренные царем. Ещё не закончилось расследование о стихотворении "Андре Шенье", как начало преследование духовными властями из-за "Гаврилиады". В мае 1828 Пушкин безуспешно просил разрешения поехать на Кавказ или за границу.
Тяжелые раздумья поэта отражены в стихах этого периода: "Воспоминание", "Дар напрасный, дар случайный", "Предчувствие".
В мае 1828 Пушкин безуспешно просил разрешения поехать на Кавказ или за границу. За неделю до дня рождения было написано гениальное "Воспоминание".
Понимая, что это сокровенное, Пушкин не отдаёт в печать вторую строфу стиха. Но именно она проливает свет на то, как воспринимал себя по отношению к Богу в этот период поэт:

Я вижу в праздности, в неистовых пирах,
В безумстве гибельной свободы
В неволе, в бедности, в гонении, в степях
Мои утраченные годы.

Я слышу вновь друзей предательский привет
На играх Вакха и Киприды,
И сердцу вновь наносит хладный свет
Неотразимые обиды…

Отчаяние, сформулированное гением с такой пленительной красотой, самим фактом этой красоты и законченности формы, претендовало на то, чтобы быть истиной. Оно становилось соблазном. И переставало быть личным делом поэта. Все это поняла своим чутким и пылким сердцем Елизавета Михайловна Хитрово, урожденная Голенищева-Кутузова, дочка фельдмаршала, искренне любившая Пушкина и сумевшая стать ему верным другом. Элиза, так называли ее в свете, повезла стихотворение в Москву, к митрополиту Московскому Филарету (Дроздову). И владыка слагает Пушкину ответ:

Не напрасно, не случайно

Жизнь от Бога мне дана;

Не без воли Бога тайной

И на казнь осуждена.

Сам я своенравной властью

Зло из тёмных бездн воззвал;

Сам наполнил душу страстью,

Ум сомненьем взволновал.

Вспомнись мне, Забытый мною!

Просияй сквозь сумрак дум,

И созиждется тобою

Сердце чисто, светел ум.

Некоторые предвзятые критики святителя, ставят ему в вину эту простоту – мол, незатейливо ответил. Но вчитайтесь – какое чувство такта к тому, кто власть Творца называет враждебной. Не гневная отповедь – мягкий укор. Что касается простоты, то да, она есть, но эта простота – вершина всего. Это простота молитвы. И сам стих, обратите внимание, заканчивается как молитва. К этой простоте Пушкин придет – незадолго до смерти он переложит на стихи молитву Ефрема Сирина. Он полюбит эту простоту, он ею проникнется. И это второй урок нам, так легко пленяющимся самой сложностью.
Пушкин оценил ответ митрополита. 19 января 1830 года он пишет «Стансы», посвящая их Митрополиту Московскому Филарету, стихи, недооценённые многими.

[paia]

ЦИВИЛИЗАЦИЯ

Американка в двадцать лет....

Молодые люди
умирают на далёких войнах,
в автокатастрофах,
от передозировки и просто от скуки:
дышать-то нечем.

А старики
весёлыми говорливыми стайками -
розовыми, палевыми, светло-серыми -
плавают на теплоходах,
посещают джунгли, степи, музеи и пирамиды,
лечатся только травами,
едят только безвредное,
молодеют,
занимаются гимнастикой, танцами и рисованьем,
иногда помогают бедным
и глядят голубыми глазами:

человек, как известно, смертен -
но из этого правила,
очень вероятно, возможны исключенья.

Ольга Седакова


Эпиграф из ОМ.

[paia]

ДО РЕАКЦИИ

(Пародия)

Дух свободы... К перестройке
Вся страна стремится,
Полицейский в грязной Мойке
Хочет утопиться.

Не топись, охранный воин,-
Воля улыбнётся!
Полицейский! будь покоен -
Старый гнет вернётся...

Саша Чёрный 1906

[paia]

* * *
Кого ты ждёшь?.. За окнами темно,
Любить случайно женщине дано.
Ты первому, кто в дом войдёт к тебе,
Принадлежать решила, как судьбе.

Который день душа ждала ответа.
Но дверь открылась от порыва ветра.

Ты женщина – а это ветер вольности...
Рассеянный в печали и любви,
Одной рукой он гладил твои волосы,
Другой – топил на море корабли.

Юрий Кузнецов 1969

[paia]

* * *

Не уделяй мне много времени,
Вопросов мне не задавай.
Глазами добрыми и верными
Руки моей не задевай.

Не проходи весной по лужицам,
По следу следа моего.
Я знаю - снова не получится
Из этой встречи ничего.

Ты думаешь, что я из гордости
Хожу, с тобою не дружу?
Я не из гордости - из горести
Так прямо голову держу.

1957

ПРОЩАНИЕ

А напоследок я скажу:
прощай, любить не обязуйся.
С ума схожу. Иль восхожу
к высокой степени безумства.

Как ты любил? - ты пригубил
погибели. Не в этом дело.
Как ты любил? - ты погубил,
но погубил так неумело.

Жестокость промаха... О, нет
тебе прощенья. Живо тело
и бродит, видит белый свет,
но тело мое опустело.

Работу малую висок
еще вершит. Но пали руки,
и стайкою, наискосок,
уходят запахи и звуки.

Белла Ахмадулина (1937 - 2010) 1960

[marina]

По улице моей который год
звучат шаги - мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден.

Запущены моих друзей дела,
нет в их домах ни музыки, ни пенья,
и лишь, как прежде, девочки Дега
голубенькие оправляют перья.

Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.

О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.

Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
умоюсь твоей стужей голубою.

Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
на том конце замедленного жеста
найти листву, и поднести к лицу,
и ощутить сиротство, как блаженство.

Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы,
и - мудрая - я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы.

И я познаю мудрость и печаль,
свой тайный смысл доверят мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
объявит свои детские секреты.

И вот тогда - из слез, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.

1959
Белла Ахмадулина

[paia]

* * *
Чёрный ворон в сумраке снежном,
Чёрный бархат на смуглых плечах.
Томный голос пением нежным
Мне поёт о южных ночах.

В лёгком сердце - страсть и беспечность,
Словно с моря мне подан знак.
Над бездонным провалом в вечность,
Задыхаясь, летит рысак.

Снежный ветер, твоё дыханье,
Опьянённые губы мои...
Валентина, звезда, мечтанье!
Как поют твои соловьи...

Страшный мир! Он для сердца тесен!
В нём - твоих поцелуев бред,
Тёмный морок цыганских песен,
Торопливый полет комет!

Александр Блок февраль 1910

[paia]

* * *
И лежу я, околдован…
И. Анненский

Кто ты? Что ты? Кто ты? Что ты?
Это тикают часы.
Философские заботы,
Жизни детские азы.

Городского неба розов
Полог в сумерках ночных.
А исканий и запросов
Я не знаю никаких.

Роковых перерождений,
Переломов, катастроф,
Вековых нагромождений
Установок и основ.

Но часы меня смущают,
Отмахнуться не дают.
Кто ты? Что ты? — повторяют,
Кто ты? Что ты? — пристают.

И сижу я, зачарован
Их вопроса прямотой.
Кто же знает, кто он, что он?
Шопенгауэр, Толстой?

Не запнутся, не споткнутся,
Им не стыдно, не смешно.
Циферблат у них как блюдце,
И во тьме блестит оно.

Я их в комнату другую,
Под шумок перенесу:
Пусть там тикают впустую, —
От тоски себя спасу.

Александр Кушнер 2011 г.

[solaris]

На кладбище  любви не сосчитать  могил,
Приходят посидеть у них  воспоминанья.
Вот та хотела жить, да не хватило сил,
А эту быт убил, а эту - расстоянья.

Родившись под звездой, та умерла,  чуть свет,
Но, даже, и такой, успела  сердце  ранить.
Года прошли, но к ней опять несёт букет,
И до утра сидит и выпивает  память.

Аллея между лип ведёт в мемориал,
Там о любви скорбят, которую, бывало,
Почти любой из вас живою погребал,
Чтоб жизни не мешать, а жизнь вот наказала.

Пусть где-то моросит забвение дождём,
Ненужные душе могилы размывая.
Под тихий шум листвы мы тоже помянём
Любовь, что до сих пор для нас ещё живая.

[paia]

ЦВЕТЫ НОЧИ

О, ночному часу не верьте!
Он исполнен злой красоты.
В этот час люди близки к смерти,
Только странно живы цветы.

Темны, теплы тихие стены,
И давно камин без огня...
И я жду от цветов измены, —
Ненавидят цветы меня.

Среди них мне жарко, тревожно,
Аромат их душен и смел, —
Но уйти от них невозможно,
Но нельзя избежать их стрел.

Свет вечерний лучи бросает
Сквозь кровавый шелк на листы...
Тело нежное оживает,
Пробудились злые цветы.

С ядовитого арума мерно
Капли падают на ковер...
Всё таинственно, всё неверно...
И мне тихий чудится спор.

Шелестят, шевелятся, дышат,
Как враги, за мною следят.
Всё, что думаю, — знают, слышат
И меня отравить хотят.

О, часу ночному не верьте!
Берегитесь злой красоты.
В этот час мы всех ближе к смерти,
Только живы одни цветы.

1894 г.

[paia]

* * *
И ты, вероятно, спросишь: какого лешего?
А я отвечу пафосно: было нужно.
Ну, в общем, кажется, звали его Иешуа,
Мы пили красное поздней ночью из чайных кружек.

И он как-то очень свежо рассуждал о политике
И все твердил: мол, нужна любовь и не надо власти.
И вдруг сказал: "Ты уж не сочти меня нытиком,
Но я устал, понимаешь, устал ужасно.

Стигматы ноют от любых перемен погоды,
И эти ветки терновые к черту изгрызли лоб.
Или вот знаешь, летом полезешь в воду,
И по привычке опять по воде - шлёп-шлёп...

Ну что такое. ей-богу. разнылся сдуру.
Что ж я несу какою-то ерунду?!
... Я просто... не понимаю, за что я умер?
За то, чтобы яйца красили раз в году?

О чем я там, на горе, битый день долдонил?
А, что там, без толку, голос вот только сорвал.
Я, знаешь ли, чертов сеятель - вышел в поле,
Да не заметил сослепу - там асфальт.

И видишь ведь, ничего не спас, не исправил,
А просто так, как дурак, повисел на кресте.
Какой, скажи, сумасшедший мне врач поставил
Неизлечимо-смертельный диагноз - любить людей?"

Он сел, обхватив по-детски руками колени,
И я его гладила по спутанным волосам.
Мой сероглазый мальчик, ни первый ты, ни последний,
Кто так вот, на тернии грудью, вдруг понял сам,

Что не спросил, на крест взбираясь, а надо ли?
(У сероглазых мальчиков, видимо, это в крови).
... А город спит, обернувшись ночной прохладою,
И ты один - по колено в своей любви.

2007 г.

Автор - наша современница, 85 г. р., Татьяна (отец грек, мать украинка, живёт вторую часть жизни в Москве, об этом узнал сейчас из её дневника).

[marina]

спасибо